Чай мы с мамой пили из стеклянных баночек, потому что она имела уникальную способность разбивать по две-три чашки в день. Неудивительно, что очень скоро настало время, когда ни чашек, ни бокалов в доме не осталось.
Ядерный пациент
У Вити не было оснований очень уж обожать свое прошлое — обожать до такой степени, чтобы сквозь желтеющую муть давнишней-предавнишней заскорузлой фотографии мучительно или мечтательно вглядываться в неразличимые лица одноклассников, с трудом отыскивая в них себя — востроносенького, горестного, еще не прикрытого от мира даже очками, — кому было задуматься, отчего мальчуган постоянно щурится — ясно, чтобы поменьше видеть. А что разглядишь в полузабытом — это смотря чью уверенность возьмешь с собой в экскурсоводы: Витя с пеленок испытывал робость и почтение перед людьми, которые твердо знают, как оно есть на самом деле. Сам-то Витя не мог бы с твердой уверенностью сказать, каков на самом деле даже и родной его отец. Когда-то во тьме времен в дверях возникало что-то очень большое и доброе — ты летишь к нему со всех ног, и оно возносит тебя в вышину.
На сцене девятого посёлка зажигал темнокожий танцор. Он же показывал невероятные «па» на одной из площадок в День города. Кто такой? И вот меня, ожидающую окончания танца-тренировки в «Луначарском», чтоб поговорить, ноги срывают ближе к фанатам энергичных движений.
Вы можете убить пророка, но вам не убить бога! Ваш шанс предупредить Землю пришёл и ушёл. Мы идём. Мы голодны. Мы здесь. Неуклюже и причудливо пляшут гигантские Абсолютные боги, безглазые, безгласные, мрачные, безумные Иные боги, чей дух и посланник — ползучий хаос Ньярлатотеп.